Основным каналом внедрения моды в промышленную жизнь стал промышленный дизайн. Здесь не обходится без некоторых парадоксов, если мы вспомним о первоначальных задачах дизайна как эстетического направления, выраженных и конкретизированных в начале XX века в Баухаусе и позднее, в фундаментальных и прикладных разработках представителей ортодоксального дизайна. Это правда, изначально дизайн, как показывает пример Баухауса, прямо противостоял духу моды: беспричинным, немотивированным играм декора, китча, эстетике ненужной избыточности. Дизайн принципиально был враждебен любым излишествам, внешним украшениям, он настаивал только на улучшении функциональности предметов. Нужно было рассчитать экономичные конфигурации форм, отмеченные «семантическим или семиотическим богатством». В идеале дизайн не должен был конструировать предметы как приятные для глаза, но искать наиболее рациональные и функциональные решения. Традиционный дизайн — не декоративное искусство, а «информационный дизайн»9, правильное распоряжение информацией, создающее формы, приспособленные к нуждам потребителей и к их активной деятельности, иначе говоря — к условиям современного промышленного производства.
Но также известно, что на деле это противостояние моде было менее радикальным. Прежде всего потому, что в тех странах, где промышленный дизайн развивался быстрее всего, в США, перед дизайном была поставлена задача сделать вещи более красивыми и соблазнительными для потребителей: промышленное моделирование стало дизайном лощеной формы. Кроме того, когда непримиримые, прямолинейные и пуританские концепции Баухауса утратили прежнее влияние, задачи дизайна стали гораздо менее революционными: после провала проекта создания «простых и здоровых» продуктов промышленного производства, отмеченных пуризмом гигиены и практического употребления, верх одержал более скромный проект — нужно было «ресемантизировать»10 мир вещей повседневного спроса, и как мы видим сейчас, это означало внедрить в него риторику соблазнения. Функционалистская программа смягчилась и стала более компромиссной, она «открылась» учету разнородных человеческих нужд, эстетических, психологических, эмоциональных. Дизайн отошел от чистой рациональности, когда форма вещи должна была быть сведена к «ответу» на материальные и практические требования, предъявляемые к ней, поскольку «эстетическая ценность есть неотъемлемая часть функции»11. Наивысшей целью дизайна было признано создание полезных вещей, приспособленных для удовлетворения основных человеческих потребностей, и с этим связана вторая цель — промышленный товар должен выглядеть «по-человечески», то есть должен быть примером визуальной привлекательности и пластического изящества. Теперь дизайн не столько бунтует против моды, сколько создает особую, специфическую моду, создает новую элегантность, новое изящество, отмеченное аэродинамическими контурами и чистотой форм, абстрактной красотой, строгостью решений и архитектонической когерентностью. Это совершенно особая мода, потому что она односторонняя, одномерная, функциональная (по крайней мере, если исключить фантазии того направления в проектировании, которое именуется «новым дизайном» и активно стало проявлять себя в последние годы). В отличие от моды, в которой постоянно происходят резкие изменения и смены стилей, дизайн однороден: он переделывает окружающий мир в духе упрощения, строгой геометрии и логики. Но это нисколько не мешает вещам отвечать законам того или иного стиля и выходить из моды при устаревании стиля.
Комментарии закрыты