Символом «фривольной» экономики стало то, что во всех языках называется гаджетом: хозяйственная или техническая новинка и сосредотачивающееся вокруг нее помешательство на технологиях. Электрический нож для вскрытия устриц, электрическое приспособление для мытья стекол, электрическая бритва с тройным лезвием — мы тонем в изобилии автоматики, теряемся на фестивале механизмов и инструментов. В 1960-1970-е годы звучало множество разоблачительных фраз относительно роста экономики неокитча, приговаривающей человечество к мотовству, бесхозяйственности, «патологии функционализма»1. Гаджет стал самой сутью, истинным содержанием потребления, как вещь, которую нельзя назвать ни по-настоящему полезной, ни по-настоящему бесполезной: любая вещь потенциально может стать гаджетом. Например, обычный тостер может превратиться в сложнейший, мудреный электрический механизм с девятью режимами и со встроенным стереопроигрывателем. Короче говоря, все вещи, которые у нас под руками, отданы на потребу моде, пустой зрелищности, технической бессмысленности, которую мы сами же выставляем напоказ. С гегемонией гаджета все наше материальное окружение перестраивается по образцу моды; отношения, которые мы поддерживаем с вещами, меняют свой характер, становясь из утилитарных — игровыми2; в вещах нас увлекают и очаровывают прежде всего игры, в которые с ними можно играть: игры механизмов, манипуляций и превращений. Даже если не ставить вопрос о месте игрового элемента в наших отношениях с техническим окружением, следует задуматься, можно ли анализировать мир потребления в таком духе, насколько законно рассматривать гаджет как парадигматический предмет потребления? Не кроется ли за этими разоблачительными обвинениями просто извод давно знакомой антимодернистской, антисовременной позиции, согласно которой запланированные инновации бесполезны и искусственны в сравнении с инновациями эпохи «дикого» ремесленничества, когда любое техническое творчество приводило к по-настоящему оригинальным результатам? Приверженцы такой точки зрения не хотят видеть, что под прикрытием этих легкомысленных и странных новинок происходит неостановимый объективный процесс технического прогресса, делающего жизнь более удобной, а производство — более эффективным. А наш технический мир как целое вовсе нельзя назвать функционально бесполезным: хай-тек, высокоточные технологии обладают огромной информационной емкостью, значимой для всего мира. Гаджет — не столь важный инструмент в сравнении с растущей мощью аудиовизуальных коммуникаций, программного обеспечения независимых сетей и т.п. Триумф интеллектуального гаджета был всего лишь выражением начального этапа массового потребления, когда сознание людей было несколько опьянено броским, крикливым эффектом новых технологий с их возможностями. В настоящее время атаки против гаджетов ослабли, а сами гаджеты в основном перестали быть предметом соблазна, оставшись забавными штучками; на наших глазах происходит примирение людей со своим материальным окружением. Потребители уже не позволяют ослепить себя крикливому блеску домашних приспособлений; они вовсю интересуются качеством товаров, сравнивают их достоинства и требуют от каждого товара максимальной отдачи. Можно сказать, потребление становится более «взрослым», более серьезным, вещи уже не воспринимаются как какие-то игрушки (а воспринимались ли они так когда-либо?), потребление теперь отвечает возросшему желанию функциональности и не исключает демонстрации личной независимости. Немотивированные манипуляции уже не возводятся в культ, а больше всего ценится удобство и пригодность для жизни; люди хотят держать в руках надежные и безотказные вещи. Мода на вещи стабилизировалась, обрела нормальную динамику, с ней соглашаются, ее принимают, ее воспринимают как само собой разумеющееся, ее не путаются, но видят в ней источник благосостояния и повод для мелких каждодневных радостей, вполне желанных и оправданных в рутине нашей жизни.
Комментарии закрыты